Читать книгу "Змеи. Гнев божий  - Ольга Миклашевская"

Но разве так не со всеми? Разве даже обычные люди время от времени не ставят под сомнение факт того, заслуживают ли они быть здесь и быть именно такими?

Впрочем, некоторые вещи вполне себе можно понимать головой и совершенно не принимать сердцем. Вот свое существование Глеб не смог оправдать даже за тысячелетия.

– Хотите совет? – внезапно спрашивает Кристина. Такая смена ролей сбивает Эвелину с толку, но она соглашается. – Не берите на себя работу, которую не можете выполнить. – Кристина кивает в сторону Глеба. – У вас получается отвратительно. Вы не Глеб Дмитриевич.

Внутренности Глеба холодеют. Он делает шаг вперед.

– Я ведь тоже не могу, – говорит он.

– Что? – удивляется Кристина.

– Не могу выполнить. Я ведь ненастоящий учитель, Кристина. Так, прельстился хорошими деньгами и легкой работой.

– Но вы ведь помогли Севе! – кричит девочка. – Я видела, как ему было плохо, и вы помогли ему!

– Это скорее случайность, – признается Глеб. – Так совпало, что в его проблеме я действительно кое-что понимал, но в общем и целом я абсолютно бесполезен. Ты же сама сказала в первый день занятий: моя цифра – ноль.

На мгновение Глеб видит в Кристине ту девочку, которая каждый урок садилась за первую парту и первая тянула руку, даже если не знала толком ответа на вопрос. К такой Кристине, с деловым видом поправляющей очки, он и привык, а не к этому растерянному ребенку. Ведь на самом деле только сейчас стало по-настоящему понятно, что она в самом деле еще всего лишь ребенок. Не дочь могущественного божества, а крохотный котенок, мечущийся в поисках тепла и уюта.

– В нуле нет ничего плохого, – более привычным всезнающим тоном откликается Кристина. Кажется, что она как будто внезапно даже забывает о том, что находится на краю трехэтажного здания. – Ноль – это круг, совершенный символ. Это начало и финал. Это как…

– Уроборос, – заканчивает за нее Глеб.

Кристина соглашается:

– Да, и это тоже. Гораздо лучше, чтобы твоей судьбой управлял ноль, чем, скажем, восьмерка. Вы слышали хоть одну историю вокруг восьми? Даже в сказках: «Три богатыря» или «Белоснежка и семь гномов». Числа шесть и девять же – дьявольские близнецы. Никто не хочет получить их.

Что-то в ее тоне рождает у Глеба подозрения.

– Никто не хочет, но кто-то получает?

– Видите? – обращается Кристина к стоящей рядом Эвелине. – Поучитесь у него, когда в следующий раз будете снимать кого-то с крыши. – Девочка достает из заднего кармана светлых джинсов предмет, похожий на старинные часы на цепочке, но Глеб знает, что это, конечно же, не часы. Он уже видел это устройство, когда на первом занятии Кристина продемонстрировала его всему классу.

Девочка раскрывает похожий на медальон предмет и, по-привычке прищурившись, всматривается в его черную бездну. Со стороны плохо видно, но Глеб готов поклясться, что там нет ничего, кроме темноты.

– Ваша цифра – один, – говорит Кристина Эвелине. – Это потому, что вы всегда были одна и, судя по тому, как лежат ваши звезды – будете.

– Это что, какое-то подобие гороскопа? – недоумевает девушка.

Глебу хочется ее стукнуть чем-то тяжелым, но с этой задачей прекрасно справляется сама Кристина.

– Вы научились защищаться, потому что всегда были слабой. Не физически – духовно, хотя всегда думали наоборот. Скажете, не так?

Эвелина не находится с ответом, и тогда Кристина продолжает:

– Если понадобится, вы будете одна стоять против всех, но все это с самого начала – только про вас. Вы думаете, что пытаетесь восстановить справедливость, тогда как единственное, что вас по-настоящему волнует, – это только ваши комплексы и задетые чувства.

– Воу-воу. – Эвелина в защитном жесте поднимает обе ладони. – Полегче, детка. С каких пор этот разговор превратился в спасение моей грешной души?

– Лучше, когда есть, что спасать, – говорит Кристина, и ее взгляд на секунду задерживается на укрытом тонким снежным одеялом дворе тремя этажами ниже. – Когда на твоем роду написаны дьявольские близнецы, помочь тебе не может уже ничего. Это значит только одно: смерть.

Слова вырываются изо рта, прежде чем Глеб успевает их осмыслить:

– Но ведь смерть бывает разная, Кристина. Бывает бессмысленная и бесполезная, а бывает та, которая помогает все изменить. Почему ты выбираешь первую?

– Почему ты такой придурок? – врывается в диалог Эвелина, будто бы это не она еще минуту назад ляпнула то, что едва не заставило Кристину шагнуть с крыши.

Но вот сама Кристина не настроена столь категорично.

– Никогда об этом не думала, – признается она. – Меня волнует только отсутствие определенности. Что это не я управляю своей судьбой, а моя кровь и мое темное наследство.

– Кто, кстати, твой отец? – спрашивает Эвелина.

Кристина крепче сжимает круголет в руке.

– Числобог. Слышала когда-нибудь про такого?

– Двуликий Янус? – охает Эвелина.

По ее побледневшему лицо становится понятно, что для нее это не просто случайный знакомый.

– Он самый. Тот, кто ни разу не навестил мою мать после совместно проведенной ночи, хотя она ждала его… И, думаю, ждет до сих пор. Она меня сюда поэтому и отправила, чтобы я не видела, как ей плохо.

– Или, может, ты просто напоминаешь ей о возлюбленном, – хриплым голосом говорит Эвелина.

Вот сейчас Глеб ее точно чем-нибудь ударит и не посмотрит на то, что эта суперженщина может расколошматить дверь в прямом смысле одной левой. И прежде чем он решается это сделать, Эвелина продолжает:

– Как-то раз я встретила медве… Человека. Когда-то давно та, кого он любил больше всего на свете, обманула и предала его ради собственной выгоды. И что, ты думаешь, он сделал? Отомстил. После чего жалел об этом всю оставшуюся жизнь. Потому что нет корней крепче, чем те, которые берут начало в нашем сердце, какой бы оно ни было природы – человеческой или какой-то другой. Ты не можешь помочь своей матери, потому что ей поможет или время, или она сама. Или, если уж на то пошло, ей не поможет ничего, но это уже не твоя забота.

По щекам Кристины спускаются толстые дорожки слез, но сама девочка остается беззвучной.

– Это из-за меня она такая, – говорит она наконец сквозь плотно стиснутые зубы. – Если бы меня вообще не было, она бы забыла о нем. Но пока я жива, я всегда буду солью на ее ранах.

– Я буду ненавидеть себя за то, что скажу это, но Эвелина права. – Глеб решается сделать еще несколько шагов и протягивает своей ученице раскрытую ладонь. – Ты ничего не можешь и не должна делать. Иногда это тяжело признать, но жизнь твоей матери принадлежит твоей матери, а твоя – тебе.

И в тот момент, когда он произносит эти слова, он действительно имеет это в виду.